Группа ситуационного анализа: Столетний юбилей революций 1917 года и российская политика памяти
07.11.2017 19:09
Категория: Мероприятия
12 октября 2017 г. Группа ситуационного анализа ИНИОН РАН провела заседание на тему «Столетний юбилей революций 1917 года и российская политика памяти». С основными докладами выступили д. фил. н., проф., вед. науч. сотр. ИНИОН РАН О. Ю. Малинова и д. и. н., проф., вед. науч. сотр. ИНИОН РАН А. И. Миллер. В ситуационном анализе приняли участие д. полит. н. Д. В. Ефременко, д. полит. н. Ю. Г. Коргунюк, к. ю. н. Е. В. Алфёрова, д. э. н. С. Н. Смирнов, д. полит. н. В. С. Авдонин, к. соц. н. А. М. Понамарева, к. полит. н. Е. В. Пинюгина. Модератором дискуссии выступил заместитель директора по научной работе ИНИОН РАН, д. полит. н. Д. В. Ефременко.
Материалы дискуссии отражают результаты исследовательской работы, осуществляемой при поддержке Российского научного фонда (проект № 17-18-01589) в Институте научной информации по общественным наукам РАН.
Оттолкнувшись от определения «политики памяти» как всей сферы публичных стратегий в отношении прошлого, участники заседания сфокусировали внимание не на историографических новациях предложенной темы, а на взаимодействии общественных акторов по поводу различных вариантов коммеморации этого, по словам О. Ю. Малиновой, «неудобного, но неизбежного» юбилея. Отдельно было отмечено, что политика памяти является системой с внутренней рефлексией, причём представители научного сообщества оказываются в двойственной позиции: и непосредственного актора, и рефлексирующего наблюдателя.
Особая роль политики памяти в формировании национально-государственной идентичности обуславливает исключительную значимость соответствующей проблематики, в том числе в плане национальной безопасности. Как отмечал Эрнест Ренан в своей знаменитой лекции «Что такое нация?»: «совершить вместе великие поступки, желать их и в будущем — вот главные условия для того, чтобы быть народом». Подчёркивая, что существование нации есть «повседневный плебисцит», он обозначал две вещи, составляющие «душу» любого национального государства: «общее соглашение, желание жить вместе» и «общее обладание богатым наследием воспоминаний». Таким образом, политика памяти представляет собой целенаправленное культивирование определённой формы «общего наследия воспоминаний» в целях обеспечения сплочённости политической нации.
Конфликтность, отличающая российскую политику памяти, объясняется одновременным сосуществованием в пространстве национальной символической политики двух конкурирующих парадигм: критической проработки трудного прошлого и выстраивания нарратива, представляющего макрополитическое сообщество исключительно в позитивном ключе. Задача выработки общеприемлемого формата коммеморации юбилея революции 1917 г. усложняется тем, что соответствующие события являются элементом обоих соперничающих нарративов.
Несколько упрощая, мы можем выделить три политические силы, отстаивающие определенное видение событий 1917 г.
Первым мнемоническим актором выступает властвующая элита, сделавшая ставку на последовательное понижение статуса революций 1917 г. параллельно внедрению установки на «примирение и согласие».
После распада СССР Президент РФ Б. Н. Ельцин 13 марта 1995 г. подписал федеральный закон «О днях воинской славы (победных днях) России», в котором 7 ноября было названо Днем освобождения Москвы силами народного ополчения под руководством Кузьмы Минина и Дмитрия Пожарского от польских интервентов (1612 год). Он же своим указом от 7 ноября 1996 г. дал празднику новое имя — День согласия и примирения. 29 декабря 2004 г. Президент РФ В. В. Путин подписал федеральный закон «О внесении изменений в статью 1 ФЗ № 32 „О днях воинской славы (победных днях) России“», в соответствии с которым 7 ноября стало Днём воинской славы России. Статья 2 ФЗ № 32 была дополнена абзацем следующего содержания: «4 ноября — День народного единства». В соответствии с федеральным законом от 29 декабря 2004 г. «О внесении изменений в статью 112 Трудового кодекса Российской Федерации», начиная с 2005 г., день 7 ноября перестал быть выходным днём. Вместо него выходным днём стал День народного единства, отмечаемый 4 ноября. При этом практически никакой работы по стратегической трансформации общественного восприятия событий 1917 г. проведено не было. Тема как будто бы «ушла» из повестки дня.
Однако столетие такого великого по всемирно-историческим меркам события, конечно, не может пройти незамеченным, и обращение к ней представителей политического и экспертного сообществ иностранных государств стало одним из значимых стимулов для российской власти сформулировать собственный, максимально деполитизированный проект общегосударственной коммеморации событий 1917 г.
Распоряжение о подготовке и проведении мероприятий, посвящённых столетию «революции 1917 года в России», было подписано Президентом РФ в декабре 2016 г., т. е. буквально за несколько недель до того момента, когда надо было бы отмечать столетие Февральской революции. Для сравнения, подготовка официального Парижа к торжествам по случаю двухсотлетия Великой французской революции заняла чуть ли не за десять лет. В тексте Распоряжения сняты все оценочные и дискуссионные эпитеты (великая, социалистическая, буржуазная), а события Февраля и Октября объединены в один смысловой блок «революции 1917 года». Как указание на не слишком высокий статус будущего юбилея можно расценивать отказ государства брать на себя роль организатора коммеморативных событий и передачу этой роли Ассоциации «Российское историческое общество» (РИО). Отметим, что 70-летие победы над фашистской Германией начинали планировать ещё в 2013 г., причём Комитет по организации возглавлял лично Президент РФ В. В. Путин.
Анализ плана торжественных мероприятий, подготовленного РИО при участии Российского военно-исторического общества (РВИО), руководимого В. Р. Мединским, позволяет констатировать нацеленность властей на проведение коммеморации в духе «примирения и согласия». Несмотря на то, что, как справедливо отметил председатель РИО С. Е. Нарышкин, после 2005 г. уже выросло целое поколение людей, никогда не отмечавших 7 ноября как праздник, постановка вопроса о «примирении» вполне обоснованна. События 1917 г., безусловно, послужили прологом к трудной и трагической истории ХХ века, и оценка революции, отношение к революции лежат в основе конкурирующих нарративов отечественного прошлого.
Необходимо подчеркнуть, что даже во властных кругах единства мнений относительно формата коммеморации не наблюдалось, и то решение, что реализуется в настоящее время — отметить столетний юбилей революции как неполитическое и внутрироссийское событие, сделав упор на идее примирения и согласия потомков белых и красных — даже не компромиссная точка зрения. В конечном итоге в заданном властью дискурсе не были полноценно актуализированы идеи:
-
рассмотрения революции как досадного срыва на пути развития великого российского государства;
-
признания того, что революция 1917 г. навсегда лишила Россию возможности оказаться в центре, а не полупериферии мировой системы;
-
необходимости признания международной значимости Октябрьской революции с тем, чтобы юбилей не стал поводом к фальсификации истории и продвижения антироссийских интересов;
-
Великой российской революции — с хронологией с 1917 по 1922 г. (либо ещё более широкой) — т. е. описания её как длительного процесса, в котором были разные этапы, по аналогии с Великой французской революцией.
Отметим, что идея «Великой российской революции 1917–1922 гг.», продвигаемая авторами единой концепции преподавания истории в школе, была достаточно перспективной. Разбиение события на множество коммемораций, которые могли бы осуществляться разными политическими силами и проходить под разными «знаками», позволило бы объединить в одном символическом пространстве и празднующих, и скорбящих. От этой идеи осталась формула «революции 1917 г.» без уточнения хронологии, но отмечать столетний юбилей на протяжении четырёх лет всласть сочла нецелесообразным.
Вторым значимым мнемоническим актором, оппозиционным властным элитам, являются коммунистические и левые силы. В логике советского исторического нарратива 1917 год был мифом основания для государства рабочих и крестьян, и руководство СССР вкладывало довольно существенные ресурсы в создание соответствующей инфраструктуры коллективной памяти этого мифа. Трактовка событий 1917 г. современными коммунистами в целом продолжает советскую традицию интерпретации: либеральный Февраль, который начал распад страны, и Октябрьская революция, которая страну спасла, открыв нашему народу путь к светлому коммунистическому будущему. Ну а то, что в годы перестройки этой перспективе был положен конец, — это трагедия, главная травма ХХ в., где золотым веком был именно советский период. В настоящее время КПРФ — единственная политическая сила, намеренная праздновать эту дату в нарративе «Октябрьская революция — это момент национальной славы».
Коммунисты не поддерживают риторику согласия и примирения. Они разработали собственную программу коммеморации, имеющую международно-политическую составляющую. Готовятся визиты представителей более чем 125 левых и прогрессивных зарубежных партий. Основная идея коммеморации «по-коммунистически»: борьба с антисоветизмом и русофобией (причем, как внутри, так и за пределами страны).
Таким образом, коммунисты позиционируют себя в качестве воинствующих мнемонических акторов, обозначая радикальное несогласие с официальной концепцией. Однако коммунистический блок — это, в первую очередь, системная политическая партия, соизмеряющая уровень своей оппозиционной риторики с необходимостью конструктивного сотрудничества с властью по широкому кругу значимых вопросов.
Но не следует забывать, что на левом фланге помимо коммунистов есть и другие силы, а политика памяти — это такая сфера, в которой условный Давид может оказаться сильнее условного Голиафа. Иначе говоря, мнемонический актор со сравнительно слабыми ресурсами способен стать преградой для реализации планов более сильного игрока.
Третьим мнемоническим актором в данном контексте является Русская православная церковь (РПЦ), для которой 1917 г. — это, с одной стороны, начало национальной трагедии, где бедствия народа соединились с распадом государства и гонениями на священников, а с другой, — первый с XVII в. Поместный собор и восстановление патриаршества. Именно 1917 г. и подготовка Поместного собора позволили разным крыльям церкви (а церковь никогда не была однородна в этих вопросах) поднять темы демократизации внутрицерковной жизни.
Показательно, что, будучи одним из наиболее влиятельных игроков в коалиции общественных сил, которые выступают за критическую проработку прошлого, РПЦ при этом совершенно не настаивает на немедленной реализации программы пересмотра истории. Такая двойственность отражает имманентно присущую данному социальному институту пастырскую установку на сохранение мира, на то, что к решениям подобного рода следует идти путём убеждения, а не насилия.
Означает ли отсутствие у основных мнемонических акторов желания идти на открытый конфликт по вопросу правильности трактовки событий 1917 г. то, что в ближайший месяц мы увидим триумф примирения и согласия?
Если прибегнуть к терминологии Майкла Бернхарда и Йена Кубика, то следует признать, что мы имеем дело с фрагментированным конфликтным режимом памяти по поводу революции 1917 г. Причем, эта фрагментация происходит в условиях, когда у властвующей элиты есть возможность контролировать ситуацию в определённых рамках. Эти рамки были достаточно чётко обозначены Президентом РФ В. В. Путиным в одном из выступлений на Валдайском форуме, как патриотическая позиция. Допустимы те нарративы, которые не способствуют подрыву последней.
В центре идеологического конфликта вокруг событий 1917 г. стоит вопрос о легитимности революции как инструмента исторического движения, причём здесь все три вышеозначенных системных мнемонических актора, будучи одинаково заинтересованы в стабильности современной российской государственности, придерживаются одной позиции, утверждая неприемлемость насильственной смены режима. Однако отсутствие полноценного, детально проработанного, национально ориентированного консервативного проекта представляет собой очевидную слабость реализуемой в РФ политики памяти. «Здесь и сейчас» на первый план выходит ценностная нейтральность, которая, однако, несёт в себе определённые риски в плане формирования международного имиджа России. При всей своей драматичности, и во многом благодаря этой драматичности, события 1917 г. составляют значимый символический капитал, разбрасываться которым не стоит уже просто из соображений прагматизма.
Конечно, сегодня события 1917 г. не смогут стать предметом тотального согласия и примирения. Но если мы посмотрим на общественный интерес к этой теме, то надо констатировать, что он не так уж и высок. Социологические опросы показывают неуклонное возрастание доли респондентов, выражающих безразличное отношение к революции 1917 г. при общем сохранении пропорции между теми, кто оценивает её позитивно, и теми, для кого она воплощает чёрные страницы истории отечества.
Соответственно, можно с уверенностью прогнозировать, что коммеморация событий 1917 г. в России осуществится достаточно спокойно. Политических потрясений на этой почве в 2017 г. не случится, и начало президентской избирательной кампании пойдёт по заранее запланированной схеме. Политические силы, заинтересованные в использовании комеморации как некого символического ресурса, смогут этот ресурс использовать. Хорошие политические дивиденды в своём сегменте извлекут коммунисты. Вместе с тем коммеморация не станет «событием памяти», выражаясь в терминах А. М. Эткинда, т. е. смены ландшафта интерпретаций не произойдет. По прошествии запланированных коммеморативных мероприятий все стороны останутся при своём, а 1917 год по-прежнему останется точкой отсчёта конкурирующих нарративов о прошлом и будущем нашей страны.